А в королевстве все не так, как надо: народ озлоблен и больны министры. но что-то есть несбывшееся рядом, мешающее обнажить ножи... (с)
Пытаюсь удержать в ладошках капельки, крупички воспоминаний...
О маленькой кудрявой девочке, постоянно отнимавшей у меня плюшевую обезьянку, потому что взрослые меня за что-то там похвалили. Теперь эта девочка заканчивает ВУЗ, играет на гитаре и вообще, совершенно взрослая.
Санечка с годами становится все больше похожа на маму Наташу, племянник Вовка через пару лет пойдет в школу, а моя Аня ее тогда уже и закончит...
Об одноклассниках, с которыми когда-то хоронили мух в цветочных горшках и пересиживали физру в школьном туалете. О школьной подруге, с которой мы отчаянно сходили с ума и боролись против всего и вся, но с которой мы вчера, как взрослые тетеньки, за бокалом вина обсуждали, как готовить котлеты в пароварке...
О паре феерических придурков, которые в девятом часу вечера громко и в лицах рассказывали "Идиота" в кабинете возле кафедры, а потом бегали на спор через "Бытовую" и однажды, чуть не взлетели на воздух, закурив возле газовой плиты. Теперь они носят на работу белые рубашки, принимают зачеты и откликаются на имя-отчество...
Капельки уходят сквозь пальцы. Чтобы через какое-то время другие сходили с ума от первой любви, орали Цоя в соседнем подъезде, пили пиво возле кафедры, пытались добраться до Вудстока и... и... и.... Возможно, это будут наши дети. А пока капельки продолжают уходить, заменяясь другими.

А в королевстве все не так, как надо: народ озлоблен и больны министры. но что-то есть несбывшееся рядом, мешающее обнажить ножи... (с)
кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться.
время сглаживает движения, но заостряет лица.
больше мы не порох и мёд, мы брусчатка, дерево и корица.

у красивых детей, что ты знала, мама, - новые красивые дети.
мы их любим фотографировать в нужном свете.
жизнь умнее живущего, вот что ясно по истечении первой трети.

всё, чего я боялся в детстве, теперь нелепее толстяков с укулеле.
даже признаки будущего распада закономерны, на самом деле.
очень страшно не умереть молодым, мама, но как видишь, мы это преодолели.

я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.
всё мое занятие - структурировать мрак и хаос.
всё, чему я учусь, мама - мастерство поддержанья пауз.

я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик, не молодая завязь.
молодая завязь глядит на меня, раззявясь.
у простых, как положено, я вызываю ненависть, сложных - зависть.

что касается женщин, мама, здесь всё от триера до кар-вая:
всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская, деловая, передовая,
мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.

что до счастья, мама, - оно результат воздействия седатива или токсина.
для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на
пересечение сорок второй с десятой, от кабаташа и до таксима.
редко где еще твоя смертность и заменяемость обнажают себя так сильно.

иногда я кажусь себе полководцем в ссылке, иногда сорным семенем среди злака.
в мире правящей лицевой всё, что занимает меня - изнанка.
барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной, ожидая чьего-то знака.

нет, любовь твоя не могла бы спасти меня от чего-либо - не спасла ведь.
на мою долю выпало столько тонн красоты, что должно было так расплавить.
но теперь я сяду к тебе пустой и весь век ее стану славить. (Вера Полозкова)